Снаружи послышался какой-то шелест. Женщина напряглась.

– Кто… кто здесь?

«Никого. Должно быть, ветки колышатся на ветру», – подумала она.

Едва ей удалось успокоиться, как за стенами логова заскрипел снег. Звук приближался.

Охваченная страхом, дрожавшая как осиновый лист, Аделина постаралась затихнуть и не звенеть наручниками. Запах мочи, вонь. Рыси? Не может быть. Дикие животные не стали бы жить в старой лачуге. Кто же тогда? Свихнувшийся Франц?

– Кристиан?!

Почему она выкрикнула это имя, хотя думала о Франце? В голове у Аделины снова всплыл образ энтомолога с фотографии, без одного пальца. Его большой рост, его взгляд. Четкие следы ран в глазных орбитах выпотрошенных кроликов… Быть может, это не дело рук охотника.

– Кристиан! Ответьте, прошу вас!

Хруст на время затих, потом шаги стали удаляться.

В огромном лесу опять наступила тишина.

Ясно было одно: Франц ли, Кристиан или же некое кошмарное Нечто – все они были связаны с Эммой.

А если все это сделала она, эта тощая брюнетка, эта психопатка? Если это она убила зайцев, сняла ставни, проколола колеса и притащила ее сюда?

Волк в овечьей шкуре?

– Он продолжает. Продолжает ненавидеть меня. Он меня ненавидит. Это точно. Я делаю все, чтобы ему понравиться, а он меня ненавидит. Ничего не выйдет. Все из-за того, что он меня увидел. Он смотрел на меня, изучал… Я ему не нравлюсь. Я так и думала. Он не должен был увидеть меня! Я некрасивая! У Мисс Хайд есть шарм, у нее красивый почерк, она… она стимулирует его воображение. А я… Несчастный лузер. Нам следует сказать ему, что Мисс Хайд – это я. Артур, нам надо сказать ему. Это хорошая мысль.

Артур заставил Эмму встать перед ним на колени.

– Эмма! – грубо воскликнул он. – Я думаю, он догадался!

– Но… но тогда он должен любить меня, раз он любит Мисс Хайд!

Старик склонился над ней и стал нежно массировать голову. Долго. Очень долго. Казалось, его мысли где-то витали в эти минуты и он чувствовал себя счастливым человеком.

– Артур? Ты должен сказать, что мне теперь делать… Скажи, Артур… Давид… Я не хочу потерять Давида!

– Дай ему время прийти в себя, оценить тебя не только по твоим письмам. Он все еще цепляется за супругу, и это нормально. Но ее образ уже начал рассыпаться. Скоро он возненавидит ее.

Он сделал короткое движение подбородком:

– Дай мне вазу.

Эмма протянула ему розовый фарфор, потом снова встала на колени, но сначала резко дернула себя несколько раз за кожу на предплечье.

– Он мне столько раз говорил, что я важна для него! Я… Ох, Артур, он так изменился! Я боюсь…

– «Моей самой большой поклоннице», «Обнимаю вас», «Надеюсь, мы однажды встретимся». Все эти электронные сообщения он адресовал тебе. От всего сердца! Он сидел перед экраном, один, ночью, и печатал эти строчки, думая о тебе. О тебе, а не о ком-то другом!

– Именно! Он предал меня! Он… Он искромсал мне лицо, повесил рядом со свиньями! До того, как… до того, как засунуть твой… твою штуку мне в руку! Черным по белому написал! Я тебе могу весь текст процитировать, вплоть до каждой запятой! Он… он отвратительно с нами поступил!

Артур указательным пальцем поднял ее подбородок, заставляя посмотреть на себя.

– Именно поэтому мы обязаны его наказать. И мы будем наказывать его со всей строгостью каждый раз, когда это потребуется…

Она сжала кулаки:

– Мне не нравятся эти методы. Артур… Ты же знаешь, что, когда я выхожу из себя, я делаю плохие вещи. К тому же когда у меня нет сигарет… Ты обещал мне взять их с собой… Меня любой пустяк раздражает. Ты… ты должен защищать меня от этих приступов жестокости… Если… если не ты, то кто? Я… я не хочу обратно в больницу.

Она поднялась и попятилась назад.

– Эмма… Иди сюда… – мяукнул Артур.

– Нет, Артур, нет! Я… я… я больше не сделаю ему ничего плохого!

Артур стукнул кулаком по ручке кресла. Эмма напряглась и посмотрела на него испуганным взглядом.

– Эмма! Сейчас же!

Она нервно покусывала себе ногти. Затем плечи ее опустились. Она подошла к Артуру и прижалась щекой к неподвижным ногам. Он снова принялся поглаживать свою вазу. В очаге бесновался огонь.

– Знаешь, как я тебя люблю, – прошептал Артур. – Как собственное дитя… – С этими словами он перевернул вещицу китайского фарфора и постучал по овальному днищу. – Я не хочу видеть, как ты страдаешь, – продолжал он. – Но ты прекрасно знаешь, что чем суровее наказание, тем больше тебя любят. Давид уже несколько раз доказывал, как много ты для него значишь. Однако он покрыт броней из гордости и спеси, и это мешает ему открыться тебе. Мы вместе пробьем эту броню. Ты и я. Хорошо?

Она кивнула, еле сдерживая слезы.

– Я знаю, что тебе очень жаль Аделину. Что ты была очень рассержена, когда отнесла ее туда. Но постарайся меня понять… Аделину я знаю давно, и мне тоже ее жаль… но в жизни она делала не только хорошие вещи, поверь мне. Она… В нее вселился дьявол. Она была плохой девчонкой; единственное, чего она хотела, – это навредить нам с тобой. Ты же знаешь, верно, что она хотела навредить нам и завладеть Давидом?

– Да. Да… Артур… Но… но я…

– Ты все сделала правильно, Эмма. Только так вы соединитесь – Клара, Давид и ты. Твоя новая семья.

Лицо Эммы разгладилось. Ее семья…

Пальцы Артура сжались на затылке молодой женщины, ногти вонзились в ее кожу. Эмме стало больно, но она ничего не сказала.

– Тебе лучше многих других известно, насколько жизнь может быть тяжелой и жестокой, – снова заговорил Дофр. – Известно, что никто, кроме меня, не придет на помощь, если тебе будет плохо. Я всегда был с тобой рядом. В самые черные дни. Я познакомил тебя с Давидом и с его романом… Я научил тебя, как к нему приблизиться… Сколько времени я провел с тобой, помогая составлять письма Мисс Хайд… Ты ведь не забыла об этом, правда, Эмма?

– Я никогда не забуду…

Артур закрыл глаза и перевел дыхание:

– Прекрасно. Главное, делай так, как я тебе говорю.

Внезапно они подскочили от стона мертвого дерева. Вибрации охватили дуб и пошли по всему дому. Заскрипели балки.

– Что… что это было? – залепетала Эмма, уставившись в потолок.

– Ветер…

– Нет! Нет! Это…

– Довольно!

Из спальни Давида и Кэти донесся детский плач.

– Занимается заря! – сказал Дофр. – Сходи за ребенком, пожалуйста, и приготовь ей молока. Пусть малышка немного расслабится. Попозже поиграешь с ней на улице. Кэти еще, вероятно, под снотворным, но будь осторожна. Она очень агрессивна.